Остров Тайна - Страница 25

К оглавлению

– Вот те, товарищ Глухарёв! Все тутака, как я и говорил! Тут муки да зерна пудов двести будет!

Глухарёв поправил фуражку, с укором сказал:

– Что же это вы, мужики… Народ голодает. Нежли нельзя было…

– По-вашему, мы должны были всё отдать, а сами зубы на полку? – обиженно спросил Степан.

– Ну почему всё? У вас ведь на полях ещё зерно нетронутое осталось. Две коровы…

– А на чём его убирать, зерно-то? Всех лошадей отобрали!

– Серпом! – зло пошутил Петька Бродников.

– Серпом ты сам себе бурьян вырезай в ограде! Это у тебя всё осотом поросло! Хозяин-то ещё тот! – в тон ему ответил Владимир.

– Но-но! Позубоскаль мне тут! – выпятил грудь Петька. – Сам знаю, что мне убирать, а что не убирать. Некогда мне хозяйственными делами заниматься, пока такие, как вы, народ давите!

– Давим? – взорвался Степан. – Чем же это мы его давим? То, что на себя пашем да ещё и вас подкармливаем? Уж ты, сучий сын, мало мы тебя кормили-поили да ещё деньги давали? Забыл добро наше? Со свиным рылом в калашный ряд прёшься?

– Ты меня не учи, я и так учёный! – наступая с ружьем в руках на братьев, почернел лицом Петька. – У вас вон скоко добра, пора с мужиками делиться!

– А кто же вам мешает хозяйством заниматься? Бери вилы в руки – и на поле! Глядишь, колосок какой вырастет! А чужое добро не считай. Оно потом и мозолями добыто, покуда ты, сосунок, на печи свои пятки грел!

Слово за слово, накалилась обстановка, как кипящий самовар. Чувствуя за собой силу, Петька тычет Степану карабином в грудь. Тот, в свою очередь, за ствол хватает сильными руками. Завязалась борьба. У Петьки палец на курке, затвор взведён – вот-вот выстрел грянет. Комиссар хотел разнять их, но не успел. Степан вырвал из Петькиных рук оружие, откинул его на землю, коротко размахнулся, вдарил ему кулаком в лицо. Петька и охнуть не успел. От крепкого удара полетел мешком с картошкой навзничь, ноги от земли оторвались. Хрюкнул, как поросенок, раскинул руки.

Милиционеры навалились на Мельниковых, закрутили руки за спину, туго связали верёвками. Глухарёв наклонился над Петькой, похлопал его по щекам.

Из пещерки показалась косматая голова Ваньки Бродникова. Увидев лежащего брата, он выскочил наружу, завис коршуном над Степаном:

– Ты?.. Это ты его ударил?.. – подскочил к Петьке. – Братка! Братка, вставай! Да что же ты? – Опять к Степану: – Но, сучье вымя… Братку моего по морде бить? Уж да я же… Да я тебя! На северах сгною! Да я тебя!.. Да ты у меня!..

Ванька навострился бить ногами лежащего Степана, но милиционеры оттащили разбушевавшегося в сторону.

– Вы у меня кровью харкать будете! Вы мне ещё сапоги лизать будете!..

Глухарёв оборвал его:

– Хватит орать! – И тал давать распоряжения: – Всё, этих, – указал пальцем на братьев Мельниковых, – на мельницу! Там при всех допрос вести будем! Михрютин! Возьми ещё кого, здесь останешься зерно и муку охранять. Скоро за вами лошадей пришлём. – И опять склонился над Петькой: – Эй! Петруха! – похлопал по щекам, а когда тот замотал головой, как пришибленный кувалдой бык, усмехнулся:

– Вставай! Ловко же он тебя поддел, дух зараз вышиб! Одыбался? Ну, наконец-то! Поднимайся!

Петька поднялся с помощью Глухарёва, какое-то время смотрел на окружающих отсутствующим взглядом, наконец-то полностью пришёл в себя, подобрал свой карабин, снял его с взвода, сипло выдохнул:

– Ну, Стёпша! Боком тебе этот кулак вылезет!

– Отставить! – скомандовал комиссар. – Никаких угроз! Всё будет по законам трудового народа!

– Это что значит? Можно запросто кулаку простого мужика, представителя власти, по морде бить?! – заскрипел зубами Петька. – Ну уж нет! Я этого так не оставлю!

– Отставить, говорю! – ещё раз более требовательно воскликнул комиссар. – Никаких разбирательств здесь! В районе разберёмся! – И махнул рукой Мельниковым: – Вперёд!

Схваченных братьев повели под конвоем на мельничную усадьбу.

В доме поднялся переполох. Увидев связанных, поняв, в чём дело, заголосили женщины. Дети в испуге забились в дальнюю комнату. Никифор Иванович, стянув с головы шапку, застонал от горя:

– Ы-ы-ых, вашу мать! Достали-таки! За что?..

Глухарёв приказал завести пойманных в дом, поставить под иконами. Почерневшего Никифора посадили у печки. Сам командир сел за стол, раскрыл полевую сумку, достал какие-то бумаги, принялся читать. Мельниковы, молча слушали, мало понимали все предписания продовольственной разверстки. И только последние слова приговора «заключить под стражу» приняли с глубоким стоном.

Никифора Ивановича, Степана и Владимира вывели из избы, поставили под стражей посреди двора. Два милиционера запрягали в телегу их лошадь. Остальные проверяли сараи и амбары.

– Как же так, товарищ комиссар? – причитала Матрена Захаровна. – Как же мы теперь жить без мужиков будем? Кто хозяйство вести будет?

– Это не моё дело, – равнодушно отвечал Глухарёв, подкуривая папироску. – Раньше надо было думать.

– Куда ж их теперь? – вторила матери Анна. – Что с ними будет?

– Не знаю. Наше дело поймать и доставить. А там народный суд разберётся.

– Да какой же суд-то? Кого судить? Простого мужика, который от зари до зари поле пахал?!

– Ничего не могу знать! – отрезал тот, отстраняя женщин. – Отойдите от арестованных.

За мельницей ахнул выстрел. За ним другой, третий. Глухарёв схватился за кобуру, выхватил револьвер. Милиционеры клацнули затворами карабинов, бросились по тротуару на пруд. Комиссар подбежал к воротам первым, опасаясь перестрелки, посмотрел в щель ворот. На берегу, присев на колени, Ванька и Петька Бродниковы вразнобой стреляли из карабинов по диким уткам.