Остров Тайна - Страница 19

– Не торопись, Машенька! Бери меньше, укладывай бережно, подноси осторожно, – погладила её по голове, – и всё у тебя получится, детонька!

Девочка послушно начала делать так, как показала добрая наставница. С каждым новым пучком у неё получалось всё лучше: колосья не ломались, зерна осыпалось меньше. Наконец она выполняла работу не хуже других. Женщины с улыбкой переглядывались между собой: хорошая помощница!

Весь день, до заката солнца, пока от вечерней росы не отволгла земля, дети трудились наравне со взрослыми. Никто из них не отказался от обязанностей раньше положенного времени, не сказал слова против. Работали без отдыха. Не покладая рук, не разгибая спины. Максимка и Витя бегали между тугими снопами, собирали в торбочки осыпавшуюся пшеницу. Они собрали столько зёрен, что хватило бы на десять пышных буханок хлеба.

К вечеру, когда намокшая от росы пшеница мялась в косилке, Никифор Иванович остановил лошадь:

– Всё! Хватит на сегодня!

Оставляя работу, люди уставшим взглядом осматривали плоды своего труда: небольшой участок убранного поля с ровными рядами тугих снопов – итог тяжелых усилий. Много или мало – знают натруженые руки и занемевшая спина.

Возвращались Мельниковы домой уставшие, но довольные. Впереди стайкой бежали ребятишки. За ними, негромко напевая песню, шли женщины. Сзади, обсуждая планы завтрашнего дня, неторопливо брели Степан и Владимир. Никифор Иванович, замыкая шествие, вёл понурую лошадь.

Тихий, по-осеннему прохладный вечер, холодил ветерком. Желтый, словно цвет дозревшей пшеницы, закат готовил горы к наступающей ночи. Наносился в пологий увал запах скошенных хлебов, сухость пожелтевших листьев, запахи смолы и сочной хвои. Где-то впереди шумел Гремучий ключ, шлёпало об воду мельничное колесо. И была в этом вечере незримая атмосфера торжества, которое может наступить только от полного удовлетворения проделанной работы.

Неподалеку от дома, разговаривая о детях, Степан и Владимир замедлили шаг, подождали отца:

– А дочка-то Михаила Прохорова ничего, шустрая, работящая, – заметил Степан.

– Это так, есть жилка трудовая, – согласился Никифор Иванович, – вся в отца.

– Что делать-то с ней? Как быть?! – спросил Владимир.

– Что делать? – не сразу понял сына отец.

– Домой вернуть или у нас оставить?

– Да куда ж её возвращать-то? Если мачеха изгаляется, бьёт, кусок хлеба не дает? Её верни – опять та же картина будет. Не дай бог, забьют девчонку до смерти. Думаю, пусть у нас поживёт. Хлеба всем хватит, не объест! – сказал своё слово Никифор и дополнил: – Пока Михаил не вернётся. А там видно будет. Что Бог даст! – перекрестился. – Может, и самим тут жизни не будет.

Все замолчали, нахмурив брови. Говорить было не о чем. Вечер не знает, что скажет утро.

В эту ночь Маша спала на втором этаже, с девочками. Запрыгивая на верхний ярус, она прихватила с собой кошечку Мурку, любимицу Вани. Он нашел её, когда бегал в деревню. Кто-то выбросил слепых котят в надежде, что те погибнут сами. Из всех беспомощных комочков она одна осталась жива. Мальчик подобрал её, выходил и всегда, когда подворачивался любой удобный случай, находился с ней.

Зазывая Мурку и не находя её, Ваня залез к девочкам, нашёл под боком у Маши. Возникла небольшая ссора. Девочка не отпускала кошку, а настырный парнишка вырывал любимицу из рук. В итоге кошка поцарапала обоим руки и убежала на первый этаж. Маша заплакала от боли, а Ваня, сначала желавший наказать ее, вдруг пожалел, погладил по голове и стал успокаивать:

– Не плачь! Давай теперь будем спать с ней по очереди. Одну ночь ты, другую я, хорошо?

Маша, успокаиваясь, согласно кивнула. А потом, когда он слез вниз, шепнула на ухо Кате:

– Хороший он у вас, Ванечка. Добрый!

Последний медосбор

Пасека Мельниковых находилась в огороде, на пологом пригорке. Десять ульев занимали небольшую полянку рядом с посаженной картошкой, перед гречишным полем и сенокосными лугами. Обилие густых трав с подсадой всевозможных лесных цветов, любимая пчелами гречиха в разное время сезона дают богатый медовый сбор. Трудолюбивые пчёлы приносят столько полезной сладости, что хватает на весь год, вплоть до нового медосбора.

Заниматься пчеловодством переселенцы начали сразу, когда пришли на эти земли. Бывали годы, когда на пасеке стояло до пятидесяти ульев, однако опыт подтверждал, что наиболее верным будет решение держать пасеку, ограничившись десятью семьями. Мельница, земледелие и скотоводство занимали много времени. Крепкое хозяйство нуждалось в физической силе, поэтому работа с пчёлами считалась не главным промыслом. В разные годы пчеловодом становился самый старый человек в семье, который не мог ходить в поле или подавать зерно в мельничные жернова. Последние восемь лет, после смерти мужа Ивана Ерофеевича, хозяйкой на пасеке осталась бабушка Глафира.

С раннего утра до позднего вечера старушка занималась непростым делом. Несмотря на свой возраст, девяностолетняя Глафира была полна сил. Она находилась в добром здравии, но стало подводить зрение. Это доставляло ряд неудобств. Бабушка не могла вдеть нитку в иголку, давно отложила в сторону вязальные спицы, путала обувь или могла резать хлеб тупой стороной ножа.

В противоположность бытовым неурядицам Глафира удивительно хорошо справлялась с пчёлами. Не было случая, чтобы она не смогла закрыть или открыть пчелиную летку, оставить насекомых без воды или неправильно посадить рамку в улей. Она могла безошибочно отличить сытую пчелу от голодной, на слух определить, куда именно летит полосатая труженица: на пасеку или на луга. Также Глафира хорошо предсказывала погоду: как долго продлится дождь или жара и что за этим последует. При этом женщина тяжело вздыхала, страдальчески оценивая наступившие годы: